Из книги Вячеслава Владимировича Бирюкова «Неизбежность прошлого» про 130 бригаду противолодочных кораблей в Ара-Губе.
(продолжение)
* * * *
В 1968 году, когда после выпуска мы прибыли «для дальнейшего прохождения службы», на флоте еще сохранялись военные и послевоенные традиции: белое рабочее платье (роба), строгость в соблюдении корабельных правил, бережное и уважительное отношение к кораблю, субординация.
Срочная служба на флоте продолжалась 3 года.
Лейтенантов особым вниманием не баловали. Первый раз я увидел командира корабля только через неделю после прибытия к месту службы. Командира бригады – через полтора года, когда вернулся с Балтийского флота.
Другой приметой времени были интенсивные изменения во всех сферах жизни.
За время моей службы на Севере сменилось четыре генеральных секретаря ЦК КПСС, дважды меняли бортовые номера кораблей, и проводили их переклассификацию, на 130 бпк сменилось пять командиров бригады, несколько составов штаба, три заместителя командира бригады по политчасти и три заместителя комбрига по электромеханической части, более двадцати командиров кораблей.
В неизменности — надежность и основательность. В переменах — надежда на лучшее… Жить в эпоху перемен, вопреки Конфуцию, не так уж и плохо.
Если перемены хорошие.
Мои современники, как и я, не получившие предостережение Конфуция о неудобствах жизни в эпоху перемен, оказались в этой эпохе не по своей воле. Никто не выбирал время и место рождения.
Как сказал Владимир Григорьевич Егоров в одноименной книге: «Нас выбрало время». И это было время перемен.
Вектор этих перемен зависел от нас.
В основном это были перемены к лучшему.
Как участник событий, по мере продвижения по службе, я вместе со всеми испытывал все радости и лишения от непрерывной смены технологий, приоритетов и, находясь в той или другой степени зависимости от людей и обстоятельств, учился сравнивал, оценивал…
Наиболее ответственно командования дивизии и бригады относились к подбору офицеров в штаб бригады. Поэтому, штаб был укомплектован в основном офицерами-профессионалами, авторитетными, с большим практическим и жизненным опытом. Как правило.
Но были исключения.
Первое из них связано с появлением талантливой молодежи и с её претензиями на достойное место в сложившейся иерархии. Продвижение «самородков» целиком зависело от заинтересованного в этом командования бригады.
Второе определялось географией Ара–губы. Ее отдаленность от Русского музея и других цивилизационных благ использовались вышестоящими командованиями для усиления мотивировок, в качестве страшилки.
Угроза быть сосланным в Ара–губу подстегивала нерадивых кандидатов в пришельцы, с другой стороны возможность повышения с переводом из Ара–губы, поближе к центру, стимулировала тех, кто не смог избежать участи, или был удостоен чести.
К географии была привязана и привлекательная часть службы в Ара–губе — северная надбавка к окладу. На втором году службы в должности начальника штаба я узнал, что на штате начальника физподготовки бригады какое-то время числился известный олимпийский чемпион.
Появление в Ара–губе «ссыльных» от командования бригады не зависело. Пользы от пришельцев особой (впрочем, как и вреда) не было. Эти люди долго не задерживались, при любой возможности их «продвигали».
Все они, и ссыльные и добровольцы, оставили свой след в истории 130 бригады, и не только в ней.
Проследить их судьбы на просторах бывшего СССР, да еще в такие неспокойные годы, одному человеку не под силу.
Отчасти поэтому, а еще больше под влиянием личных симпатий (и антипатий!), героями этого повествования стали люди, привлекающие к себе внимание своими делами, жизненной позицией, влиянием на окружающих.
Флагманский штурман кап. 3 ранга Ф.И. Галенко в ходе учебного поиска подводной лодки, как правило, дремал на диване в штурманской рубке флагманского корабля, куда стекалась вся информация о действиях кораблей поисково–ударной группы.
И, казалось, безучастно наблюдал за муками корабельного штурмана, который, упершись ногами в ускользающую из под ног палубу, удерживал себя на столе автопрокладчика, пытаясь с голоса наносить на карту информацию от корабельных средств наблюдения, а также из докладов с других кораблей.
В какой-то момент флаг-штурман вставал с дивана, отодвигал коллегу от автопрокладчика, и ставил карандашом точку на карте. Можно было не сомневаться, подводная лодка была именно там.
«Если бы мне платили по … (он назвал небольшую сумму в отечественной валюте) за каждый контакт с подводной лодкой, я бы прикрыл страну от угрозы из под воды», — поделился Федор Иванович взглядами на проблему повышения эффективности противолодочных сил, уходя, на вышестоящую должность.
После ухода Ф. Галенко бригаде на флагманских штурманов, по большей части, не везло.
На место Галенко в наказание за какие–то грехи, был сослан в Ара–губу капитан 3 ранга В.О., который некоторое время исполнял обязанности флагманского штурмана 130 бригады.
В белокурых вьющихся волосах, голубых глазах, еще стройной, но уже оплывающей фигуре, во всем его облике было что–то есенинское, только сильно поношенное. Он был холостяком, ровесником командира бригады (или старше), ему было за сорок. Жил на «Атреке». В штурманском деле был профессионалом. Говорили, об амурной истории, ставшей причиной ссылки, но деталей никто не знал, друзей, из–за большой разницы в возрасте, у него не было.
Отметившийся на 130 бпк после В.О. неплохой штурман капитан 3 ранга А. Кравчина, также был переростком для этой должности. Вскоре он ушел преподавать в Каспийское училище.
Должность флагманского штурмана на противолодочном соединении не из легких. Кроме навигации, руководства подготовкой штурманских боевых частей, в его обязанности входили: ведение обстановки на карте при действиях в составе соединения и группы, выдача рекомендаций по маневрированию при поиске и для поддержания контакта с подводной лодкой корабельной группой, подготовка отчетов по проведенным мероприятиям, графическое оформление решения на предстоящие действия.
Флагманский штурман на выходах в море вступал в управление походным штабом.
Он же был главным оформителем графических документов, исполнял и много других, определённых должностными инструкциями, а чаще сложившейся обстановкой обязанностей, всего не перечислить.
Результаты работы корабельной ударной группы или даже всех сил поиска часто оценивался по работе штурмана. Такая нагрузка и ответственность сами по себе были испытанием. Выдерживали не все.
В очередной раз система дала сбой, когда на должность флагманского штурмана пришел выпускник академии. В академию его направили с должности капитана 3 ранга.
У него не было недостатков.
Он не пил, не курил, отличался высокой моральной устойчивостью, был уважительно вежлив. На службу никогда не опаздывал, своевременно выплачивал партийные взносы и активно выступал на партийных собраниях.
Вскоре стало понятно, почему этого выдающегося специалиста отправили после окончания ВМА в Ара-губу: он ничего не хотел (или не умел) делать. После очередной попытки склонить флагманского штурмана к исполнению обязанностей, он, с жалобой на здоровье, вежливо отпрашивался для оказания медицинской помощи. Приходилось брать штурмана с корабля.
На него пришел запрос из столицы. Представление я подписал, оправдывая допущенную слабость, служебной необходимостью: «так будет лучше для всех».
На освободившееся место после окончания офицерских классов пришел капитан-лейтенант Александр Викторович Иванов. Штурман если не от Бога, то из его ближайшего окружения, воспитанный на Балтике, с её строгими правилами плавания по фарватерам, проложенным между опасных от мин районов, свалок боеприпасов, захоронений токсичных веществ, среди многочисленных отмелей, и в узких прибрежных каналах.
Александр Викторович пришёл как подарок судьбы мне за два года испытаний.
Новый флагштурман быстро понял, что коллеги по штабу и начальники не поймут и, тем более, не поддержат рассказов о преимуществах балтийских порядков. Север определял свой свод правил и шкалу ценностей, принимая лучшее и отвергая временное и случайное.
С уважением и большой теплотой вспоминает об Александре Викторовиче Павел Вишняков, принявший у него дела флагманского штурмана бригады, о чём он пишет в рассказе «Об Иванове».
* * *
В период поступления на соединение новых кораблей проекта 159, обязанности флагманского артиллериста исполнял капитан 3 ранга Д. Его я не застал и не нашёл людей, которые что-то о нём помнят.
На противолодочном корабле третьего ранга 2 артиллерийских орудия калибром 76,2 и боекомплект к ним не были главным оружием, но доставляли много хлопот.
В силу того, что артиллерия была самым дальнобойным и опасным по условиям хранения и последствиям ошибок в применении оружием.
Опасным, в том числе, для корабля-носителя.
Погреба с боеприпасом требовали постоянного контроля за температурой, влажностью и порядком в хранилищах, да и за самими артиллеристами.
БЧ-2 была основным источником неприятностей при выполнении боевых упражнений. То вместо мишени трасса при стрельбе проходила через самолет-носитель мишени, то заклинивал снаряд, то вместо щита болванка (без ВВ) влетала в борт корабля-буксира.
Основной причиной неприятностей в приказах о наказании отмечался низкий (недостаточный) уровень специальной подготовки…
С этим самым «уровнем подготовки» каждый командир корабля, соединения на «полях сражений» с условным противником сталкивался не единожды.
И не все вернулись с этих полей.
Мне пришлось столкнуться с «уровнем» значительно позже, во второй половине 80-х, на Балтике. «Недостаточный уровень подготовки» (из выводов комиссии, назначенной приказом командующего флотом) едва не стал причиной крупных неприятностей…
Летний период боевой подготовки на Балтике 86-87 годов. Я в должности командира 12 дивизии ракетных кораблей Балтийского флота вывел группу кораблей в один из прибрежных полигонов.
В составе группы; крейсер «Грозный» и три корабля 1135 проекта 128 бригады противолодочных кораблей. Цель – выполнения одиночными кораблями учебных подготовительных артиллерийских стрельб по морскому щиту.
Все корабли выполняли стрельбу спаренными артиллерийскими установками АК-726.
Для буксировки щита был назначен СКР проекта 1135 так же 126 бпк «Неустрашимый».
По плану стрельбы после начала движения из исходной точки корабля-буксира со щитом группа стреляющих кораблей в кильватерном строю ложилась на боевой курс. Головной корабль выходил из строя с увеличением хода, на маневрировании сближался с мишенью и после выполнения требований по мерам безопасности с моего разрешения выполнял стрельбу.
После чего занимал позицию замыкающего в кильватерном строю и этот маневр повторял следующий за ним корабль.
Я находился в ходовой рубке крейсера, который замыкал строй и стрелял последним. Был прекрасный безоблачный летний день, полный штиль, всё пространство залито солнечными бликами и опрокинутой в море небесной синевой.
Наблюдая за действиями кораблей, я думал о том, что балтийская школа, конечно, не дотягивает до северян, но где-то может послужить и хорошим примером. Не боятся же балтийцы в качестве буксировщиков щита использовать боевые корабли…
«Товарищ комдив, прошу разрешения начать подготовку к стрельбе», – вернул меня к реальности командир крейсера. Отстрелявшиеся корабли уже заняли свое место в кильватерном строю за крейсером. Я разрешил.
Действуя в соответствии со статьёй 131 Корабельного устава ВМФ 1978 года, определяющей обязанности командира, он подготовил корабль к бою, получил доклады о готовности к стрельбе с командных пунктов крейсера и от корабля-буксировщика.
«Товарищ комдив, корабль и буксировщик к стрельбе готовы, прошу разрешения начать пристрелку». Я разрешил действовать в соответствии с утвержденными ранее «Решением на бой с …» и планом стрельбы.
Дальнейшее от меня не зависело. Корабль увеличил ход, и начал сближение со щитом.
«Цель-щит, правая ближняя, идет влево, опознать цель», – последовала команда командира корабля на командный пункт БЧ-2.
«Цель-щит, правая ближняя, идёт влево, опознана, взята на сопровождение, угловое расстояние между буксиром и щитом … ТД [тысячная дистанции (дальности) – единица измерения плоских углов в артиллерии, равная одной шеститысячной окружности или одной тысячной дистанции (дальности до цели)], для стрельбы недостаточно», – почти без паузы прозвучал доклад командира БЧ-2 и спустя нфекоторое время доклад штурмана: «До выхода на позицию стрельбы … минуты, ходом … узлов, курс в позицию стрельбы … град.».
После выхода на позицию стрельбы и подтверждении требуемой мерами безопасности величины углового расстояния, прозвучала команда «Залп пристрелочный». Корабль вздрогнул от взрыва 12 кг. пороха, отправляя через стволы артиллерийских установок снаряды общим весом более 20 кг. со скоростью, в несколько раз превышающей скорость звука.
Пауза около 7 секунд до падения снаряда по эмоциональной нагрузке напоминает переход через минное поле, когда расслабиться можно только, сделав последний шаг.
«Перелёт», – услышал я доклад с корабля буксировщика.
«Перелёт … ноль восемь десятых кабельтова», – уточнили из поста управления артиллерийской стрельбой по оценке отклонения на индикаторе дальности .
«Ввести корректуры», – вступил командир крейсера.
«Корректуры введены, готов», – доложил командир БЧ-2.
«Залп пристрелочный» – и снова разрывающий перепонки гром выстрела.
Когда расчётное время полёта снаряда истекло, а потом истекло дважды и трижды, молчание участников стало зловещим, и быстро переросло в ощущение беды.
Я взял трубку тактической связи и пригласил к аппарату командира корабля.
«Доложите результаты пристрелки».
«Попадание, – услышал я спокойный голос командира «Неустрашимого» Тихонова Александра Константиновича, – в носовую часть корабля. Разбираюсь».
Шестикилограммовая болванка легко прошила левый борт корабля-буксировщика на уровне палубы над погребом, где хранились глубинные бомбы для РБУ-6000, что незначительно изменило направление её полета, из-за чего траектория прошла через основание люка в погреб, выбив из под спящего матроса спасательный жилет, которым был накрыт этот люк. Там снаряд и застрял. Стрельбу для «Грозного» я запретил.
По возвращению в Балтийск, издалека заметил стоящие на причале несколько служебных «Волг». Нас ждали…
Для действенного контроля за процессами и состоянием дел у артиллеристов кораблей и поддержания порядка нужен был флагарт, обладающий недоступным для обычного человека набором качеств: всё видеть, всё знать, и на всё вовремя реагировать.
Такого специалиста бывший в это время на должности командира 130 бпк В. Гончарук нашел на СКР-98. По его представлению старшего лейтенанта Н. Горбачева в мае 1972 года назначили флагманским артиллеристом с должности командира артиллерийской боевой части корабля. Молодой офицер быстро развеял сомнения скептиков, доказав, что молодость — это преимущество, а не помеха. Трудности, непреодолимые ранее для капитана 3 ранга, старший лейтенант преодолел без надрыва, с улыбкой. Задачи стали решаемыми, процессы управляемыми.
Требования боевой подготовки ВМФ к условиям проведения артиллерийских и ракетных стрельб, как наш ответ на успехи вероятного противника в развитии и применении им крылатых ракет, постоянно усложнялись и возрастали.
От стрельб по предсказуемой мишени Ла-17 корабли переходили к сценарию морского боя с элементами тактики, маневром, во взаимодействии с другими родами сил флота. Всё это называлось дуэльной ситуацией. Ужесточение требований к условиям применения оружия в ходе практических стрельб, иногда приводили «дуэлянтов» к реальным потерям.
Малейшие ошибки в подготовке к стрельбе крылатых ракет, нарушение порядка и последовательности действий участников грозили катастрофой.
СКР-9 (корабль 159 проекта) был пробит насквозь крылатой ракетой берегового комплекса из-за ошибок в организации стрельбы, и неверных установок при подготовке практической ракеты (см. 10.1).
Повышались требования к объективности контроля за результатами артиллерийских стрельб.
Встроенных средств контроля у артиллерийских стрельбовых РЛС не было. Для подтверждения поражения целей использовались обычные фотоаппараты. Фотографии экранов в привязке к времени фиксировали момент прохождения трассы снарядов через отметку цели.
Для выполнения этого требования в тесное помещение центрального артиллерийского поста, кроме штатного расчета из 3-х человек, набивалось ещё столько же контролёров. Группу контролёров с фотоаппаратами, как правило, возглавлял замполит, ответственный за эту матчасть.
Капитан-лейтенант Н. Горбачев в начале 80х был назначен на должность начальника ПВО дивизии в Североморск.
Уходя на вышестоящую должность Н. Горбачев оставил после себя налаженную артиллерийскую службу. Потом эту должность в бытность мою на бригаде занимали Вал. Хандохин, Ю. Степанов (в дальнейшем – контр-адмирал), а с появлением в составе бригады кораблей с зенитными ракетными комплексами – В. Гуляев.
* * *
На противолодочном соединении отработка способов поиска и обнаружения подводных лодок, применения противолодочного оружия были основным содержанием подготовки каждого корабля и бригады в целом.
Стремление командования ВМФ повысить эффективность действий сил, сопровождалась возрастающим потоком руководящих документов по противолодочной подготовке, которые детализировали ее содержание от одиночного корабля до группировки разнородных противолодочных сил флота.
На БЧ-3 (почему-то их называли «румынами») работал весь корабль. Успешность применения торпедного оружия, реактивных бомбомётов и глубинных бомб, а с приходом кораблей проекта 1135 и ракетных противолодочных комплексов отражала итоги и уровень подготовки одиночного корабля, корабельной поисково-ударной группы и соединения в целом.
После двухлетнего перерыва на военно-морскую академию летом 1976 года я вернулся на 130 бригаду на должность начальника штаба к тем же противолодочным задачам, но уже с опытом их отработки одиночным кораблём и кругозором выпускника академии.
Этого хватило, чтобы осознать объём работы по противолодочной подготовке. Начиная от подготовки торпедиста, гидроакустика, минёра, корабельного противолодочного расчёта до соединения кораблей и сил поиска.
Ответственным за это направление на этот период время выбрало флагманского минера бригады капитан – лейтенанта Рагушенко Ивана Андреевича.
Бывший флагманский минёр 130 бпк Рагушенко Иван Андреевич, середина 80-х годов
Чёрные, гладко зачесанные назад волосы, аккуратно подбритые усики, привычка в общении с начальством на все вопросы выпучивать глаза и переходить на скупой военный сленг: «так точно» и «никак нет», первоначально создавали о нем неважное впечатление. Полное отсутствие чувства юмора позитива не добавляло. Таким мне показался флагманский минёр при первой встрече. Но в работе это впечатление быстро изменилось на противоположное.
В ходе выполнения конкретных задач никто из офицеров штаба не мог опередить Ивана Андреевича в разработке документов, отчётах за выполненные боевые упражнения, он был очень организован, делал всё быстро. Иногда неправильно, но получив замечание, так же быстро устранял. Он был родом с Украины, из тех её районов, где сохранилось уважение к родителям (он называл их на «Вы») и старшим, запрет на курение и алкоголь.
Он был разносторонне талантливым человеком. Любое дело, к которому прикасался Иван Андреевич, приобретало сначала форму конкретного плана, а в ходе и по результатам становилось образцовой методикой, примером для подражания.
Одно из таких дел я, будучи начальником штаба, наблюдал с мостика флагманского корабля группы из 8 кораблей бригады, выведенных на рейдовые сборы.
Другие семь, здесь же, на рейде Териберки в точках якорной стоянки отрабатывали задачи курса боевой подготовки.
Безветренная, солнечная погода располагала к занятиям на верхней палубе. Только что закончилась отработка спуска корабельной шлюпки по вводной «Человек за бортом».
Помощник командира проводил разбор корабельного учения с офицерами на юте. Шлюпка, пришвартованная в районе забортного трапа, осталась на воде.
Из-за южного мыса показалось небольшое рыбацкое судно.
Проигнорировав рекомендованные курсы, кратчайшим путем, лавируя между стоящими на рейде кораблями, «рыбак» уверенно, не снижая хода, пересёк акваторию, застопорил ход, и встал на якорь в центре рейда.
Спустя некоторое время на мостик поднялся И. Рагушенко.
«Разрешите изучить обстановку на предмет поиска десантно-доступных мест», – обратился он ко мне.
Изучение и анализ обстановки заняли несколько минут. Всё это время он разглядывал рыбака. «По-моему, он до кромки бортов набит рыбой», – не опуская бинокль, озвучил вывод из «анализа» Иван Андреевич.
«Товарищ капитан 3 ранга, – обратился он ко мне, – разрешите вступить в контакт с аборигенами с целью уточнения доступности побережья для высадки диверсионных групп».
«Гребцам спасательной шлюпки – в шлюпку», – скомандовал вахтенный офицер, услышав моё разрешение.
Через пять с небольшим минут шлюпка с гребцами отвалила от борта, и направилась к «рыбаку».
Флагмин сидел на месте рулевого. В руках у него, как знак мирных намерений, был белый целлофановый пакет, которым он время от времени размахивал.
Суета на судне прекратилась. Экипаж (человек 5), разгадав замысел маневра, с интересом наблюдал за приближающейся шлюпкой.
Встреча парламентария сопровождалась радостными приветствиями. Удовлетворение сторон от коротких переговоров, теплота встречи ощущалась даже на расстоянии.
В шлюпку с судна полетела рыба, этот процесс продолжался чуть больше 5 минут. Последний улов был заброшен уже в отходящую шлюпку.
Результат встречи на рейде оценили после возвращения. Шлюпка была загружена рыбой до половины.
Маневр флагманского минера заметили на других кораблях. Поступило три запроса на спуск шлюпок «Для проведения учений». Однако судно быстро снялось с якоря и так же быстро, как появилось, исчезло за мысом на входе в родную базу.
До конца сборов на рейде, ещё четверо суток, экипаж и кают-компания питались тресковой печенью, палтусом, морским окунем и другими деликатесами.
Иван Андреевич на слова благодарности и как ему удалось, называл цену вопроса – бутылка шила.
Провожая его о к новому месту службы, я не мог не радоваться его росту. Но из штаба уходил профессионал, освоивший сложнейшее направление, безусловный лидер в своем деле, авторитетный офицер штаба.
Я бы и сейчас затруднился в ответе на вопрос, чего было больше: огорчение от этой утраты или радость за Ивана Андреевича.
В конце 70-х Иван Андреевич был направлен на обучение на офицерские классы, после которых занимал должность флагманского минера дивизии.
В начале 80-х он сдал вступительные экзамены в Военно-морскую академию в Ленинграде, после окончания которой он (никогда не злоупотреблявший алкоголем) попал под каток горбачевской антиалкогольной компании.
На торжествах по поводу окончания ВМА, И. Рагушенко запел в пивбаре. Вокал оценили. Солиста забрали в милицию. За это был наказан унизительным для него назначением на должность флагманского минера 67 бригады овра в Порт-Владимир.
В конце 80-х, после ухода начальника минно-торпедного отдела Кольской флотилии Губеля, Рагушенко занял его место
В начале 90-х получил воинское звание капитан 1 ранга. Отмечал с размахом в Североморске, и опять вокал, милиция и комендатура. Был снят с должности с понижением, попал на торпедную базу в Североморске, откуда уволился в запас и некоторое время работал там же инженером.
После увольнения с торпедной базы уехал на Украину под Херсон, где построил дом. Умер Иван в Херсоне, в начале 2010-х годов.
Пришедший с должности флагманского минера 176 бригады кораблей резерва на замену И. Рагушенко, капитан-лейтенант А. Чукалкин спокойно, без пафоса, взвалил на себя и уверенно потащил эту ношу.
Немногословный, надёжный профессионал с обостренным чувством ответственности, он сразу принял Ара-губские правила. Не жаловался на трудности, не уклонялся от многочисленных выходов в море, вместе со штабом, как всегда без спешки, к утру готовил очередной пакет документов.
Успешно выполнить стрельбу торпедами в практическом снаряжении при отработке противолодочных задач было недостаточно, это было только половиной дела.
Методика требовала отчитаться за каждую стрельбу, с приложением схем, документов с регистраторов, подтверждающих успешность торпедной стрельбы, с проведением сложных расчетов. На каждую тактическую задачу разрабатывалось графически оформленное «Решение…» на карте, участие в этой работе тоже было обязанностью флагмина. С этими задачами флагманский минёр справлялся без жалоб на трудности, всегда во-время.
В период пребывания Александра Михайловича на должности флагмина бригады произошло тяжёлое и чрезвычайно опасное по возможным последствиям происшествие с торпедой на СКР-16.
Событие изложено командиром минно-торпедной боевой части этого корабля:
«… Мы – за ним (речь идёт об американском десантном корабле «Каунти», который находился вблизи границы территориальных вод в районе выхода из Кольского залива с разведывательными целями – примечание автора). Затащил он нас во льды — до 74-го градуса. Холодно, а температурный режим надо соблюдать — мои торпедисты решили погреть торпеды и, как положено, включили систему обогрева СОМ-1. А тут нам команда – в базу! Летели на двух форсажных — 33 узла! Пришли в Ару в 21:00, я сразу же дежурным заступил, командир корабля убыл в посёлок Видяево.
В 23:30 я пошёл на соседний причал с докладом оперативному дежурному — там стояли СКР-87 и СКР-120. Из иллюминатора 87-го (был у командира БЧ-3 СКР-87) увидел взрыв на своём корабле.
Борзов (чемпион олимпийских игр, спринтер – примечание автора) отдыхает – так я бежал. Увидев бойца, поливающего из рукава валяющуюся под шлюпкой аккумуляторную батарею, забрал шланг и стал поливать БЗО, которое угодило в фальштрубу (в выгородку боцкладовки, ещё бы 30 см правее — влетело в ПЭЖ). Потом прибежали минёры — Женя Соколов и Петя, начали откручивать все БЗО, и складывать на корме. Через 50 минут привезли командира корабля, флагмина Чукалкина и комбрига Бирюкова. Сразу погнали на разборки в столицу и 7 дней меня допрашивали. Мне дали НСС от командующего Кольской флотилией, а работяга, который неправильно всё подключил, умер от сердечного приступа. Меня спасло то, что я не подписывал акт о приёмке СОМ.»
В списке пострадавших, кроме командира БЧ-3 и рабочего, установившего систему обогрева, оказался помощник начальника штаба бригады В. Винокур, который в этот день выполнял обязанности оперативного дежурного. Деятельное участие Винокура в первой волне ликвидаторов (ПНШ из минеров), было отмечено глубоким шрамом на носу – результат попадания кислоты из взорвавшегося аккумулятора торпеды.
К изложенному выше нужно добавить.
Мы чудом избежали беды, которая по масштабу и последствиям могла быть соизмерима с катастрофой «Курска».
Если бы сработал боезапас горящей торпеды, к этому, уже без сомнений, добавились бы сотни килограммов взрывчатки в торпедах из других труб этого торпедного аппарата, а возможно и несколько десятков других со стоящих рядом кораблей. После этих событий я поверил в везучесть флагманского минера и свою тоже.
Александр Михайлович прослужил на 130 бпк 4 года с 1978 по 1982 годы. «Служить было трудно, но интересно. Обстановка в штабе всегда была творческой и дружелюбной», — спустя много лет сказал он об этом времени.
* * *
На кораблях 159 проекта должности командира боевой части связи и начальника радиотехнической службы были совмещены, их выполнял один офицер. Объем задач боевой части связи корабля третьего ранга такой же, как на крейсере, то же относится и к радиотехнической службе, но на крейсере, в каждом из этих подразделений, штатом был предусмотрено по несколько офицеров. На СКР 159 проекта, наоборот, командование двумя подразделениями возлагалось на одного лейтенанта, служебную деятельность которого направляло по крайней мере 3 начальника – два по специальности и командир – по всем вопросам А если к власти приходил инициативный старпом, то этот список увеличивался.
Лейтенант, после училища, попав на корабль первого ранга на первичную должность, имел время и возможности, под присмотром и с подстраховкой (как за каменной стеной) непосредственных начальников, освоить специальность, и спокойно совершенствовать навыки и повышать знания.
Лейтенанту выпускнику училища на СКР проекта 159 вручалась ответственность за две боевые части, с 26 подчиненными и матчастью, разбросанной по кораблю от кормы до носа и от обтекателя до клотика. Командир корабля, которому лейтенант подчинялся по всем вопросам и два флагманских специалиста, которым лейтенант был «…подчинен по специальности», с первых дней требовали от него результат.
По этим причинам офицеры, назначенные на должность командира боевой части 4, он же начальник службы «Р», не задерживались в группе молодняка, быстро осваивались, для большинства из них самостоятельность была условием, трудным, но в целом, благоприятным для становления. Многие из них стали командирами кораблей, флагманскими специалистами, преподавателями в Военно – морской академии, военно – морских училищах.
В 1970 года на строящийся на заводе «Янтарь» СКР-126 на должность командира БЧ-4, он же начальник РТС, был назначен выпускник Высшего военно–морского училища радиоэлектроники лейтенант Сапожников Николай Алексеевич. Училище он закончил в числе лучших, на Северный флот попросился сам.
С легкостью сдав все зачеты на допуск, и преодолев другие трудности становления, Николай Алексеевич быстро обратил на себя внимание способностью без длительных процедур «въехать» в тему, и сразу эту тему творчески развить, добавить к ней какую – то важную деталь.
Бывший флагманский специалист РТС Сапожников Николай Алексеевич
Из штатного комплекта тренажера «Атака», с ограниченным набором функций Н. Сапожников с мичманом Володей Богачевым, заведующим кабинетом сделали тренажер уникальный, имитирующий работу корабельных технических средств для корабельного противолодочного расчета.
Сапожников был награжден орденом «Красная звезда». В начале 80-х годов он поступил в Военно-морскую академию, по окончании которой остался там преподавать. До него эту должность занимал В. Погорелый, после – Л. Турчанинов, А. Осипенков. Александр Александрович Осипенков был назначен на эту должность самым молодым из них .
Совмещение должностей специалиста по связи и начальника радиотехнической службы на уровне корабля заканчивалось. На уровне штаба бригады штатом были предусмотрены должности флагманского связиста и флагманского специалиста радиотехнической службы.
В капитана 3 ранга Демина Виктора Ивановича, флагманского связиста комбриг никогда не бросал трубкой, и не повышал голоса. Виктор Иванович делал все без суеты. В недолгий мой период выполнения обязанностей командира боевой части связи, он был моим начальником в непростых вопросах организации связи. И многим из того, что мне пришлось освоить, обязан ему. Вскоре он был назначен флагманским связистом 2 дипк.
На его место, после окончания офицерских классов, пришел капитан 3 ранга Ю.Н. Ему было далеко за 30, с заметной лысиной в окружении торчащих в разные стороны мелко вьющихся волос, он легко становился объектом розыгрышей.
«Ю. Н., ну положите чего-нибудь на стол, освободите руки», без раздражения говорил ему В. Гончарук. во время его доклада на утренней летучке, когда в руках докладчика накапливались, и начинали падать линейки, карандаши, указки, кусочки мела и т.д. Его старание сделать что-нибудь лучше, вызывало у коллег сочувственную улыбку. «Ю. Н., — обращался к нему В. И. Гончарук – я так и не понял, матчасть у вас исправна?» «Матчасть в строю, — отвечал Ю. Н., — но не работает». В целом он был добрым и отзывчивым человеком, неплохим специалистом. Просто корабельная служба в военно-морском флоте была не для него. Вскоре его перевели в Баку на должность преподавателя высшего военно-морского училища.
Его знали и ценили в управлениях связи Северного и Военно-морского флота, и через 2 года он ушел на должность флагманского специалиста 2 дивизии.
Вот что пишет сам В. Мананский о службе в Ара-губе:
Поселок Видяево или, как мы его ласково величали Montevideo….
Удивительно порой складывается жизнь. Еще в 1972 году летом, лейтенантом, меня на период отпуска флагманского связиста 130 бригады В. И. Демина направили на эту бригаду из Североморска, и я временно исполнял его обязанности.
Он тогда отдал мне ключи от своей квартиры, что оказалось ко времени, поскольку впервые после женитьбы на Север прилетала моя жена.
И вот, через 7 лет, уже капитан-лейтенантом, я вновь находился в Видяево, в той же квартире, с тем же куском титана в качестве груза для соления капусты и для прочих хозяйственных надобностей.
Все те же огромные полчища, до умопомрачения орущих чаек, вперемежку с огромными бакланами и на все той же спортивной площадке школы, куда выходили окна нашей квартиры (5-й этаж дома был вровень с находящейся на сопке школой и спортплощадкой).
Все было, как и 7 лет назад.
Исключением, пожалуй, было то, что пришлось «освоить» в период белых ночей систему обеспечения крепкого сна пятилетнему сыну. Чайки в это время надрывались так, словно их резали. Не помогали ни пугала с трещотками у школы, ни закрытие и завешивание наглухо окон.
Единственным эффективным средством борьбы с ними оказались камни, которые мы с женой заблаговременно собирали и ночью, точнее ранним утром, примерно с четырех часов, с периодичность в 5-7 минут, через форточку «обстреливали» спортплощадку.
Когда «боекомплект» заканчивался, в ход шла картошка. Поскольку дома бывал редко, а жена не работала (негде было устроиться), то согласно «книжке боевой номер» эта обязанность возлагалась на нее. Конечно, сейчас это кажется смешным, но тогда в нашем Montevideo только так можно было счастье найти, и обеспечить себе под утро более-менее сносный сон.
Губа Ара, где дислоцировалось 130-я бригада, находилась в девяти километрах от Видяево.
Два года моей службы прошли на ее кораблях — сторожевиках проекта 159А, которых к тому времени в составе бригады насчитывалось 15 единиц – (фактически – 9, прим. автора).
Корабли из «морей», практически, не выходили. Помимо задач по функциональному предназначению на них в то время возлагалось обеспечение безопасности в районах проведения специспытаний на Новой Земле.
Особенно тяжело было весной, когда начинали отрабатывать ходовые элементы (речь идет о курсовых задачах, прим. автора), совместное плавание и боевые задачи.
В этот период вместе с начальником штаба приходилось пересаживаться с корабля на корабль прямо в море, не заходя в базу…».
В 1990 году Виталий Иванович был назначен под Москву начальником 109 ЦУДОС ВМФ (Центр управления дальней оперативной связью ВМФ). ЦУДОС (5 отделов и + группы), которым он руководил 10 лет – это отдельная войсковая часть, которая занималась разработкой всех документов дальней оперативной связи.
Как он говорит, всё, что шевелилось на воде, над водой и под водой (боевая служба, межфлотские переходы НК и ПЛ) ходило и летало по документам этой организации. Нам эти документы были известны как: «Экватор», «Океан», «Глобус», «Комета», «Юпитер».
Все АСУшные дела, боевая служба от ракетных подводных крейсеров стратегического назначения до надводных кораблей, в том числе и на межфлотских переходах, обеспечивалась в вопросах связи службой во главе с оперативным дежурным (ОД ПУС ВМФ).
Пожалуй самым заметным среди офицеров командования и штаба бригады был заместитель командира бригады по электромеханической части, в обиходе флагманский механик, капитан 3 ранга Исупов Семен Михайлович, яркий брюнет, сдостоинством человека, знающего себе цену.
Всегда гладко до синевы выбритый, аккуратно одетый, в белоснежной рубашке, что для механика, хоть и флагманского было нонсенсом.
Всем было известно, что его назначают в Москву. Переводами в столицу из Ара-губы офицеров не баловали, к Исупову и Москве относились с уважением.
Когда в каюту флагмеха на «Атреке» прибежал дежурный офицер с докладом о пожаре на СКР-87, Исупов, надевая шинель, сказал: «Это не 87 горит. Это горит моя Москва».
Произошло это зимой. Сходство с Москвой 1812 года, охваченной пожарами, дополнял мороз.
Валерий Иванович Гашинский (в то время – командир турбомоторной группы СКР-87), принимавший непосредственное участие в тушении возгорания, вспоминает о двух разорванных им масках индивидуальных дыхательных аппаратов (ИДА).
Задубевшая на морозе резина теряла эластичность, и при попытке растянуть для надевания просто расползалась на куски. Наделся только третий ИДА. Возгорание в дымовой трубе было ликвидировано силами личного состава.
Про М. К. Барскова можно прочитать в Википедии. Или в истории города Глазова, где вице-адмирал Барсков М. К. является почетным жителем города. Или в историческом журнале судна, названного его именем.
М. К. Барскова сменил его однокашник по училищу Гашинский В. И.
Валерий Иванович Гашинский (училищная кличка Гашек, в дальнейшем для краткости — ВИГ) закончил Ленинградское Высшее Военно-морское инженерное училище (позже оно получило название имени В. И. Ленина) по престижной для механиков специальности «Эксплуатация корабельных газотурбинных установок» в 1968 г.
Год этот пришелся на период возрастающих потребностей в таких специалистах.
Газовые турбины были установлены и эксплуатировались на самых современных для того времени,кораблях на воздушной подушке проекта 1232 и экранопланах, кораблях проектов 61, 35, 159, 204, а также были предусмотрены для установки на сторожевых кораблях проекта 1135.
К этому времени выпускник – лейтенант, кроме диплома о высшем образовании владел английским в объеме требований к военному переводчику.
Но главными были ценности – духовные: половина жизни, с частью детства бескорыстно отданные флоту, и набор принципов, приобретённых и закрепленных в Ленинградском нахимовском военно–морском училище. Не закладывай, не подлизывайся, не холуйствуй, будь аккуратным, не ври, но обмануть начальство святое дело, не воруй, не высовывайся.
«Мы с детства защищаем Родину» написано на плакате в одном из помещений Санкт-Петербургского НВМУ.
ВИГ не был карьеристом. Он не высовывался, более того, часто вступал с начальниками в спор, отстаивая свои принципы без агрессии, скандальных нот, уважительно, но твердо.
Вся флотская служба ВИГ в полном согласии с «питонскими» (так называли себя нахимовцы, в отличие от «кадетов»-учеников суворовских училищ) принципами, прошла на Северном флоте, в одном соединении 2 дипк, где он последовательно подтвердил свою компетенцию на всех ступеньках иерархии, заняв высшую для механика в дивизии должность – заместителя командира дивизии по ЭМЧ.
Вот, что он пишет о своем военном детстве:
«…Вряд ли я порадую Зюганова. В те преКРАСНЫЕ времена меня относили скорее к диссидентам, чем апологетам.
После 90-х трудно найти недиссидента. Как оказалось, даже замполиты военные и гражданские и те были «против и пострадавшими».
Мой вклад в построение светлого будущего.
Был пионером, избран «звеньевым». Но политическая карьера была прервана в 8 классе. Полторы мыльницы портвейна после отбоя прервали партийный рост. То, что в первый раз в жизни — не сработало.
Единогласно был снят со «звеньевых». За пьянство.
Голосовали участники дегустации напитка.
Идейно поддерживал прозаиков и поэтов тех времён. Так как читал. Был под контролем НачПО ЛНУ ВМФ.
Письма от друзей получал в его кабинете, из его рук, дав объяснения подчёркнутых красным карандашом непонятностей.
После сочинения о морской практике все мои сочинения по литературе ложились на тот же стол.
Записи, дневники фильтровались. 3 раза почти отчислили.
«Передай своему евтушенке…» это из его напутствий, к сожалению. реально с евтушенкой, как и другими, знаком не был.
Только читал.
За 2 месяца до окончания ЛНУ тот же НачПО предложил или вступать в комсомол, или идти на флот на 3 года.
Беспартийных училище не выпускало…».
Мы часто спорили с ВИГ, сейчас даже трудно вспомнить о чём, но тогда это было чрезвычайно важно. К примеру, я считал наши усилия по поддержанию технической готовности кораблей недостаточными и настаивал на каких-то дополнительных мерах.
ВИГ тактично возражал. Я начинал сердиться и, когда ВИГ доводил меня до кондиции, он говорил: «Слав, чего ты нервничаешь, это просто железо, оно проржавеет и утонет, а нервы не восстанавливаются».
Спустя много лет, должен признать, здесь ВИГ был прав, особенно в отношении нервов.
Была еще привычка, а точнее, страсть к чтению. В конце 60-х страна закрепилась в статусе самой читающей. Читали все, всё и везде…
Но не везде это разрешалось. После обхода корабля во время осмотра и проворачивания оружия и технических средств, помощник командира приносил кипу толстых литературных журналов, которые он отбирал у читающих матросов на боевых постах.
По подписке такие издания приходили на каждый корабль, и давали возможность знакомиться с лучшими отечественными и зарубежными авторами.
ВИГ все это успевал прочесть, и был самым начитанным офицером на 130 бпк, что признавал даже Ю. Шальнов (во время описываемых здесь событий помощник командира СКР-87), считавший себя на этом пьедестале вторым.
Стремление автора к объективности заставляет обратить внимание читателя не только на ВИГ.
Не менее успешной была издательская деятельность ВИГ. Во второй половине 70-х годов по рукам бригадной элиты пошел журнал «Новый мир» с булгаковским романом «Мастер и Маргарита».
Старшина 2 статьи Коркин, выполняющий по совместительству функции канцелярии электромеханической службы бригады, по заданию ВИГ на пишущей машинке «Москва» совершил подвиг в форме ДМБовского аккорда — отпечатал по заданию ВИГ бессмертный роман. Тираж издания составил 5 экз.
ВИГ не одобрял созидательную деятельность В. Гончарука, и в работах по созданию среды обитания в Ара-губе особо не отметился. Но не как оппозиция. Просто подавляющая часть работ к его возвращению из военно-морской академии и назначению на должность заместителя командира бригады по ЭМЧ, была выполнена его предшественником.
Однако ВИГ нашел место, где можно было проявить интеллект и инженерные знания. По его инициативе в конструкцию УТС были внесены изменения, существенно расширившие диапазон возможностей использования судна.
Упомянутые изменения коснулись, прежде всего, комплекса подготовки легководолазов. Комплекс представлял из себя, размещенный в центре судна, глубокий (около 5 м.) подогреваемый бассейн с пресной водой, блок декомпрессии и несколько вспомогательных помещений.
В ходе модернизации в одно из них, без ущерба для основного назначения, была встроена сауна с электрической печкой. Вместе с бассейном получился банный комплекс. Время приведения в функциональное состояние, с нагревом помещения до 100 с лишним градусов, около одного часа, независимо от погоды и других условий.
Успехи в духовном развитии ВИГ сопровождались эффективным треннингом по поддержанию формы с помощью йоги.
Прослужив с ВИГ более десятка лет, я ни разу не слышал жалоб, или раздражения, он никогда не повышал голос, быстро располагал к себе при общении.
Йога или заложенные в «питонии» принципы справедливости, или вычитанное из множества книг, или аура царского лицея, переселившаяся в залы и коридоры ВВМИУ им. Ленина, а, скорее всего, все это вместе, в сочетании с критичным взглядом на себя и окружающих, живым любопытным умом, доброжелательностью, незлой иронией, сформировали личность человека достойного.
Люди тянулись к ВИГ.
Может показаться странным рассказ о живом и здравствующем человеке в прошедшем времени. К счастью ВИГ жив, в прекрасной форме. Прошедшее время относится к событиям, прошедшесть которых, равно, как и невозможность их вернуть, не оспариваются…
* * *
Врач на корабле или корабельном соединении фигура особая. Он, как правило, не очень занят лечением, и менее всего оценивается по профессиональному признаку, поскольку служат на бригаде люди молодые, здоровые, прошедшие в начале службы медицинский отбор.
В большинстве случаев корабельные врачи набирают авторитет, выполняя функции корабельного священника, психолога, просто доброго и отзывчивого человека, внимательного, эрудированного и уважительного собеседника.
Много лет после его ухода на бригаде помнили флагманского врача майора Быкова, который, по его желанию, взамен дежурств по госпиталю нес оперативное дежурство по бригаде, а в свободное от дежурств время занимался порядком на камбузах кораблей, в кают-компаниях и кубриках личного состава.
Занимался он этим, как говорят, неформально, с пристрастием, наводя ужас на корабельных коков, вестовых, помощников командиров кораблей и всех других, кто имел несчастье оказаться в момент проверки на контролируемом объекте.
Сменивший майора Быкова флагманский врач бригады майор Анатолий Панков, личность, достойная своих предшественников.
На каждом корабле 3 ранга в штатном расписании был фельдшер, который оказывал, при необходимости, первую медицинскую помощь.
На кораблях 2 ранга был штатный врач – офицер. Госпиталь и поликлиника, где оказывались все виды медицинской помощи, находились в посёлке Видяево и, в случае острой необходимости, туда можно было отправить больного на бригадном транспорте.
Поэтому врач А. Панков приема больных не проводил, а необходимые профессиональный уровень поддерживал на дежурствах в госпитале, где мог проводить несложные операции.
Все, что делал и говорил врач Панков отличалось обстоятельностью, неторопливостью и краткостью. Внутри флегматичной оболочки врача Панкова полыхала пламенная страсть – он был рыбаком.
Я был свидетелем процесса, когда на заброшенную им донную снасть на рубеже Нордкап – Медвежий (корабль на боевой службе в дрейфе, с задачей наблюдения за срабатыванием гидроакустических буев), Толя с глубины 120 метров достал какое-то полуживое существо, круглое по форме, размером с кулак, внутрь которого уходила леска с приманкой. Каракатица медленно сжималась и разжималась. Никто не мог сказать, что это, и можно ли это есть. Пришлось выбросить вместе с куском лески и крючком…
Флагманский врач из-за рыбалки был готов пожертвовать жизнью. Был случай.
Мы возвращались в базу после трудной и длительной работы в море группой из 3 кораблей. Когда корабельная группа легла на долгожданный курс входа в Ара-губу 238 градусов и прямо по курсу замигал огонь большого Арского, мне доложили об обнаружении плавсредства с человеком на борту у входа в Ара–губу.
Когда мы подошли поближе, человек был опознан. Врач Панков, числившийся в очередном отпуске, на крохотной резиновой лодке активно работал веслами, выгребая из Северного ледовитого океана в родную гавань.
Как врач он был на месте. Медицинскую службу на кораблях ставили в пример.
Врача Панкова сменил капитан Барковский, назначенный с должности начальника медицинской службы сторожевого корабля «Достойный». Он также, как и предшественник Панкова врач Быков сдал зачеты на допуск, и добровольно включился в график несения оперативного дежурства.
Еще одна должность в штатном расписании бригады располагала к творческому развитию личности – должность флагманского химика. Даже на атомных подводных лодках, где химик участвует в обеспечении радиационной безопасности, и вроде бы занят, нашлись ресурсы для выращивания из наблюдательного выпускника-лейтенанта известного ныне писателя А. Покровского, занявшего место рядом с В. Конецким, В. Пикулем, Л. Соболевым, чьими рассказами зачитывался флот.
Специалистов для химической службы, как правило не хватало. На корабле 3 ранга по штату с этой работой справлялся матрос (для карьерного стимула штатная должность – старший матрос).
Обязанности флагманского химика бригады традиционно выполнял старший мичман Ю. Колтунов.
Юрий Иванович, в составе штаба бригады при приемке курсовых задач, добросовестно отмечал «нарушения в содержании противогазов», пренебрежительное отношение «ответственных должностных лиц» (имелся в виду помощник командира корабля, ответственный за эту мат часть) к ФВУ (установка для поддува в герметичный контур фильтрованного воздуха для предотвращения попадания внутрь зараженных радиацией продуктов), отсутствие самого герметичного контура и главный криминал – «слабые знания личным составом действий в случае ядерного взрыва».
«Ответственные должностные лица» сразу же поднимались, и получали строгое указание навести порядок. Как правило, на этом всё и заканчивалось до следующей проверки.
И вдруг…
На должность флагманского химика прибывает целый капитан 3 ранга. Положительный во всех отношениях. Нетерпимый к недостаткам.
Старший мичман меняет статус на помощника флагманского химика и так же добросовестно фиксирует на проверках «…слабые знания личного состава порядка действий при взрыве атомной бомбы на баке корабля», проверяет противогазы и фиксирует «отсутствие герметичного контура».
Только теперь на проверках об этом объявляет капитан 3 ранга. В должности начальника штаба я, под впечатлением от произведений химика Покровского, не ожидая ничего хорошего с опаской наблюдал, как проявит себя новый офицер.
Ждать пришлось недолго. На ближайшем партийном собрании штатно выступающий первым замкомбрига дает восторженную характеристику коммунисту-химику, предлагает освободить отработавшего установленный срок предыдущего секретаря и избрать стойкого, идейно зрелого, закаленного в борьбе за чистоту рядов, наделенного качествами подлинного марксиста-ленинца… химика.
Любое возражение после таких слов могло быть воспринято как удар в спину, и попытка свергнуть власть насильственным путём.
Все проголосовали «За».
В последующих событиях не только подтвердились, отмеченные в характеристике замкомбрига выдающиеся способности, но проявились и другие достоинства.
На ближайшем заседании комиссии дивизии по распределению дефицитов химику был выделен автомобиль «Жигули», о котором офицеры, имеющие большой стаж стояния в очереди за этим дефицитом, только мечтали.
Покупка машины в те времена по важности соизмерялась с вступлением в брак, и не могла остаться незамеченной. Народ роптал. Однако отмеченные в характеристике качества помогали химику относится к негативному настрою сослуживцев с ледяным спокойствием. Но тут на защиту справедливости встала Неведомая Сила. О которой мало, что известно, кроме надежды на её наличие и рассказы о случаях. Вот здесь как раз второе.
Химик прав на управление автомашиной не имел. Для тренировки он садился на машину у третьего причала, и ехал обедать на первый причал, где стоял корабль кормилец.
Из-за угрозы запачкать новенькую машину, химик никого в машину не приглашал, по территории ездил на первой скорости.
В одной из таких поездок, на возвращении, перед поворотом на третий причал, видимо желая притормозить, он вместо педали тормоза нажал педаль газа.
Получив импульс с усилием в шестьдесят с лишним лошадей, заднеприводная машина взвилась передком вверх, и размашисто обрушилась на стенд «Экономическая стратегия партии». Стенд пострадал незначительно, хотя заставил замкомбрига усомниться в идейной зрелости химика.
Машина ударилась об острый бетонный угол основания стратегии хрупким масляным поддоном. Ударом раздробило поддон, масляный насос и другие чувствительные узлы двигателя новенькой машины.
Кто при этом выступил в качестве представителя Неведомой Силы-партия, на основу экономической стратегии которой так вероломно обрушился химик, или Всевышний, так и останется загадкой. Правда, со справедливым концом.
Цель работы командования и штаба — поддержание боевой готовности кораблей, достигалась отработкой курсовых и специальных задач, мерами по контролю за техническим состоянием материальной части, проведением плановых и аварийных ремонтов и работ.
Штаб бригады работал с большим напряжением. Главным показателем при оценке этой работы было число кораблей, сдавших и способных выполнить курсовые и специальные задачи по предназначению.
Но не всё зависело от работы штаба и экипажей кораблей. Ослабление экономики страны без задержки отражалось на техническом состоянии, а значит и боевой готовности кораблей флота.
В стремлении удержать процент боеготовых кораблей в пределах установленных норм, при отсутствии материальных средств, командование флотом прибегало к организационным мерам. В составе бригады начали появляться корабли с ограничениями по техническому состоянию.
Был корабль с неисправными активными рулями («Поворот-159»). Он мог стрелять всеми видами оружия, искать и преследовать подводные лодки, маневрировать в составе соединения. Но он не мог швартоваться. Вернее мог, но, как корабль с единственным реверсивным винтом, только правым бортом и только в штиль.
При попытке подойти к восьмому причалу в Североморске левым бортом (командир корабля Генрих Муратов) корабль, не успевший подать кормовые концы, на глазах всех, стоящих у Североморских причалов стало прижимным ветром разворачивать лагом к берегу. Я, наблюдая за этой трагической ситуацией с рейда, принял решение подойти носом к его корме, предотвратить выброс на осушку, оттягивая корму от берега, и начал движение. К счастью, моя помощь не понадобилась. Не зря Г. Муратова отмечали, как одного из самых опытных командиров кораблей. Своевременные и энергичные меры командира, согласованные и грамотные действия соседних кораблей, предотвратили аварийную ситуацию.
Был корабль, более 2 лет прикованный к причалу из-за неисправности винта регулируемого шага (правда из состава сил постоянной боевой готовности и компании он был выведен).
К недостаточности мер по поддержанию технической готовности добавлялась аварийность, что в свою очередь, усиливало давление на бюджет. Участились случаи гибели личного состава, все это подталкивало руководство Вооруженных сил к ужесточению требований к состоянию работы по укреплению воинской дисциплины.
Усилия руководства ВМФ по укреплению воинской дисциплины постоянно возрастали. В основном за счет призывов к повышению ответственности и давления на командиров.
Все чаще в приказную часть многочисленных документов по этой и другим темам включались пункты, обязывающие командиров кораблей и соединений сделать что–то лично: обедать с подчинёнными, укладывать их спать, проводить телесный осмотр, присутствовать на просмотре фильма.
Уже в должности командира дивизии я расписался за приказ, требующий от меня лично присутствовать при замерах сопротивления изоляции в антенном посту, находящемся на верхнем ярусе мачты, на высоте третьего этажа жилого дома, куда можно было добраться только по узкому вертикальному трапу.
К концу 80-х годов градус демагогии в «борьбе за укрепление» превысил критические отметки.
Страна разваливалась, проблемы множились и обострялись. Средств не то что на развитие, на содержание флота не хватало.
Заложенные в благополучные годы корабли покидали завод без штатных зенитных ракетных комплексов, практически неспособные решать задачи по предназначению.
Ещё с опаской, но все чаще и громче на центральных информационных каналах замелькали сторонники развала СССР, капитуляции в холодной войне, в печатных средствах массовой информации обозначились идеологические центры, научно обосновывающие и продвигающие эти идеи в массы.
За это хорошо платили; страна, а вместе с ней и флот, были обречены.
Флот, уже не сопротивляясь нарастающему абсурду, из последних сил укреплял воинскую дисциплину.
А в это время заканчивалась подготовка, завершалось оперативное построение сил, отрабатывались и шлифовались последние детали самой сокрушительной для ВМФ СССР операции по его разгрому с издевательским названием «Перестройка».
* * *
Продолжение следует