Возвращались из Североморска со сборов группировки РПЛС.
Комбриг Смирнов – человек решительный, подверженный настроению, – в поездку взял костяк штаба бригады. В костяк вошли флагманские специалисты – штурман, начальник ПВО, минёр, ртсовец и кпунист. Начальник штаба Жаринов не поместился в уазик и был оставлен бдить бригаду с массой сопутствующих этому делу указаний. Комбриг бы сам с удовольствием не поехал, а отправил Жаринова, но ноблесс оближ, поэтому указания были официальные, прилюдные и невыполнимые.
Предчувствия комбрига оправдались – в очередной раз арагубские тактические находки были высмеяны, способность штаба управлять силами в море была подвергнута сомнению, а уровень взаимодействия с приданными самолётами Ил-38 на разборе не обсуждался ввиду отсутствия взаимодействия как такового.
Обстановка в уазике была мрачной, насупившийся комбриг пялился в лобовое стекло, а все попытки поговорить на нейтральные темы пресекались его энергичными инвективами в адрес отважного инициативщика: «Вы бы помалкивали, флагманский штурман, стыдливо – после ваших рекомендаций на тренировке вам не анекдоты рассказывать, а последнее слово в заседании военного трибунала произносить…»
Так и ехали – в гнетущей тишине. Проехали североморское КПП, комбриг буркнул: «Через Мурманск, заезжаем в Океан» и снова скрылся в поднятый воротник тулупа, засопев дрёмотно.
Молодой водила, выехав на Кольский проспект, крутил башкой в разные стороны, пытаясь разобраться, как ему заехать к «Океану», вместе с башкой крутился и уазик. На одном из таких разворотов Смирнов вылетел из дрёмы, пророс в ситуацию, непечатной командой выставил уазик на верный курс и, повернувшись вполоборота к костяку, произнёс тираду, заклеймив нашу неспособность разбираться в любой обстановке, даже такой элементарной, как два светофора и стоянка у магазина.
«Себе дороже – советы давать» – буркнул под нос начальник ПВО, и был уестествлён.
В магазине нас ожидала суета сует – толпа бурлила, формируя несколько очередей-ручейков. Основная масса народу стремилась к бассейнам, над которыми висели обрывки обёрточной бумаги с указанием товара: «Форель озёрная». Именно в эти очереди мы и расставились в готовности переместиться в ту, которая быстрее.
Мне не повезло – комбриг, пометавшись по торговому залу, пристроился за мной.
По мере подхода к бортику бассейна мы стали высматривать желаемую форель, которая кишмя кишела в воде. Мощная тётка по указанию покупателя вылавливала рыбку сачком на длинном черенке и отправляла её товарке на весы. Вдруг я увидел криво висящее объявление на этих весах: «В нашем магазине производится чекушение живой рыбы», и спросил тётку с сачком: «А чекушание – это что?»
«А вот что!» – тётка лихо выловила трепыхавшуюся форель из сачка за хвост и с размаху пару раз шарахнула её башкой о цементный бортик бассейна. В наступившей тишине наш с комбригом смех явно произвёл на окружающих неблагоприятное впечатление.
«Что ты ржёшь, Паша?» – комбригу стало неудобно перед окружавшими нас гражданскими людьми. Да как же, – говорю, – тут не ржать: прямо как нас в Североморске чекушнули – за ноги да головой об угол. Разулыбавшийся командир соединения отбросил условности и громко скомандовал тётке: «А ну-ка чекушните нам десятка полтора, да покрупнее!»
До Видяева ехали, оживлённо обсуждая прошедшие сборы, к месту и не к месту вставляя новое словечко, которое прочно вошло в обиход офицеров 130 бригады.
