Из авторского сборника армейских воспоминаний Николая Семёнова «По волнам моей памяти»
«Прошу, пастух: из дружбы иль за деньги —
Нельзя ли здесь в глуши достать нам пищи?
Сведи нас, где бы нам приют найти…»
Шекспир, «Как вам угодно».
8-го декабря 1976 года, мы, молодые солдаты, принимали военную присягу в «карантине» — казарме 4-й роты. В «Ленинской комнате» каждого молодого солдата по списку вызывал командир и солдат лично зачитывал текст военной присяги и ставил свою подпись.
Присягу мы принимали без оружия, так как военным строителям оно не полагалось!
Заканчивался десятидневный «карантин» или, как его ещё называли – «курс молодого бойца», и нас ждало распределение по ротам батальона. Как бы в преддверие событий, в этот день нас не привлекали больше ни к каким занятиям, мы отдыхали в роте. Инстинктивно, конечно, всем нам хотелось остаться в этой 4-й роте.
На следующий день, после завтрака примерно 45 человек, в число которых попал и я, были отведены в казарму 3-й роты. К нам вышел старший лейтенант, с чисто русским лицом, лет 35-40. Для своего звания он был явно староват. Дневальный прокричал команду: «Всем молодым строиться в две шеренге в центре спального помещения!». Мы быстро выполнили его команду.
К нашему строю из комнаты-канцелярии вышел старший лейтенант, а за ним и другие офицеры и прапорщики. Старший лейтенант негромко представился: «Командир 3-й роты старший лейтенант Орехов Владимир Федорович». Я оказался в строю в первой шеренге и все командиры оказались от меня очень близко, в 2-3 метрах.
На фоне двух других молодых офицеров роты старшего лейтенанта и лейтенанта, В. Ф. Орехов явно казался по своему возрасту намного старше и воинское звание «старший лейтенант» по возрасту ему не подходило. Нам представили остальных офицеров. Старший лейтенант Бахарев Павел Павлович В. Ф. — заместитель командира роты по политической части, и лейтенант Мулин Владимир Владимирович — заместитель командира роты.
Оба эти офицера были молодые, примерно на 2-3 года старше нас, молодых солдат. У обоих на правой стороне груди круглые значки «ВУ». Далее, нам представили прапорщиков. Старшина роты прапорщик Северин Тадеуш Антонович (Тадик), прапорщик Дудник Владимир (командир 1-го взвода), прапорщик Анисимов (командир 2-го взвода) и в 3-м взводе прапорщика пока не было (вакансия).
В ходе моей дальнейшей службы в 3-й роте я узнал, что старший лейтенант Орехов В.Ф военного образования не имел. С его слов он в городе Москве, тогда ещё на её северо-восточной окраине, в городке Бабушкине, при военно-строительной части окончил курсы — школу младших лейтенантов. Дальнейшие воинские звания получал, уже проходя службу в нашей в/ч 11767.
В эти годы в нашей части и в нашей роте процветала жуткая «дедовщина». Все наши офицеры и прапорщики — знали об этом, наблюдали, но навести порядок не проявляли желания, хотя многие были членами партии (КПСС). «Дедовщина» была в какой- то степени даже выгодна нашим командирам, как инструмент поддержания железной дисциплины в роте.
Например, офицеры роты и прапорщики, наблюдая со своей стороны за всеми безобразиями, выделяли из старослужащих солдат-лидеров. Они при помощи своих кулаков и сапог, избиениями и жестокими побоями молодых солдат постоянно «держали их в страхе», то есть умели ими отлично управлять! Вот таких старослужащих солдат — лидеров командир нашей роты Орехов В.Ф ставил на должности командиров отделений.
И ничего, что командиры отделений рядовые, зато как командуют, наводя кулаком и сапогом «железный» порядок в роте и на работах… К очередному празднику рядовым командирам отделений присваивают воинское звание «ефрейтор». Одну лычку на погонах эти командиры у нас принципиально никто не носит — «за падло». Говорят на солдатском жаргоне, что «чистые погоны — чистая совесть», но у них не было ни совести, ни чести.
Два- три раза в неделю в роте проводятся занятия: политические и по уставам и в это время командиров отделений — рядовых и ефрейторов отправляют в штаб батальона, где начальник штаба — майор проводит с ними занятия. Через 3 или 4 месяца занятий некоторым из этих командиров отделений к очередному празднику присваивают первичное звание «младший сержант», а некоторые так и остаются до своего «дембеля» ефрейторами. При этом опять же многие принципиально не носят своих лычек. Прослужив в 3-й роте год, я не видел ни одного настоящего сержанта!
Вшивая рота
В феврале 1977 года в 3-й роте были обнаружены вши! Накануне, наш старшина прапорщик Северин Т.А. привёз тюк белья: кальсоны и рубашки из прачечной поселка Видяево и роздал их личному составу. Старослужащие и так называемые «деды» таким бельём почти не пользовались, предпочитая трусы и тельняшки, которые стирали сами.
В казарме стали слышаться их громкие возгласы: «Это, суки, молодые — не моются и ходят как «чуханы». Их надо всех проверить!» Старший лейтенант Орехов с офицерами и прапорщиками закрылись в канцелярии на «военный совет». Через некоторое время Орехов отдал команду: «Общее построение личного состава в спальном помещении». Все солдаты быстро построились и опять из второй шеренги послышались выкрики: «Молодых всех надо проверить!»
Да, действительно, молодые солдаты работали как рабы по 18 часов в сутки: на работе за пятерых и в роте, и зачастую у них не было времени ходить каждый день в душевой комбинат. Приказали всем снять верхнее белье и старшина с несколькими активными старослужащими начали проверку нижнего белья всех остальных.
Строй солдат был разнородным: старослужащие — в трусах, рубашках и тельняшках, молодые солдаты — в кальсонах и рубашках. Проверку, естественно, начали с молодых солдат. Почти сразу же и были обнаружены вши, в складках и в швах кальсон и нательных рубашек.
Вышел в центр старшина Северин: «Только недавно выдал вам белье из прачечной, а вы завшивели!» Старший лейтенант Орехов приказал «вшивых солдат» отправить в душ-комбинат, предварительно выдав им свежее белье. При получении белья в каптёрке старшины, бельё стали также внимательно рассматривать, и там тоже были обнаружены вши! Стало ясно, что молодые солдаты не виноваты, а вши были привезены в стираном белье из Видяевской прачечной!
Старший лейтенант Орехов приказал прапорщикам — командирам взводов и командирам отделений ежедневно проверять личный состав на «вшивость». Далее последовал приказ скатать все постели (матрас, подушка и одеяло) и вынести все скатки на снег, справа под окнами казармы и напротив неё. Спальное помещение казармы сразу опустело и стало светлее — в рядах просвечивали пустые сетки двухъярусных солдатских коек.
Перед казармой на снегу лежали 130 «батонов» — скаток наших солдатских постелей. Был приказ не заносить их обратно в казарму до команды «отбой» в 22:00. После вечерней поверки личного состава, солдаты отыскивали на снегу свою скатанную постель и заносили её на свои места, ложась спать в холодную промороженную постель.
Но после команды «отбой» ещё много скаток — постелей оставались лежать в снегу перед казармой. Приходящие в роту со смен солдаты видели на своих местах пустые сетки коек, дежурный по роте им говорил: «Ищите свои постели в снегу справа перед казармой». Солдаты второй смены уже в первом часу ночи искали в полутемноте на снегу свои скатки — постели и утром — солдаты, пришедшие с ночной смены.
Утром, после завтрака, на снегу перед казармой всё ещё оставались лежать около двух десятков скатанных постелей. Это были постели так называемых «блатных солдат», которые редко бывали в роте, предпочитая числится на работе: хозяйственники, шофера, постоянные дежурные в общежитии Гидроспецстроя, и находящиеся в командировках и учебных подразделениях.
Капитан и его увлечения
«Что, если он не устоит?»
Шекспир.
В 1977, юбилейном (60 лет Советской власти) году, старший лейтенант Орехов В. Ф. получил долгожданное воинское звание «капитан». Все офицеры получили юбилейные медали «60 лет Вооруженных сил СССР». Медаль красивая, с силуэтом солдата в каске с автоматом, сверху пара самолетов и справа гладь моря с силуэтом подводной лодки. Последнее было явно «в тему».
Один офицер нашей части — командир 1-й роты, «пузатый капитан», бывший десантник, был награждён по разнарядке (1 орден на часть) и получил нововведенный тогда ещё орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР 3-й степени».
Новое воинское звание «капитан», стало быстро отражаться и на внешнем облике Орехова В. Ф. В то время только начали входить в моду «заказные фуражки», то есть фуражки, сшитые на заказ. Они резко отличались от обычных форменных своими большими размерами, и были с большой тульей. В первую очередь эта модная фуражка появилась у военных морских офицеров. Я видел их множество в поселке Видяево. На фоне чёрной военно-морской формы эти фуражки смотрелись даже очень неплохо.
Но, как говорится, «дурной пример заразителен» и армейские офицеры на свои деньги стали заказывать — покупать эти большие фуражки-«аэродромы». То ли зелёный цвет новых фуражек, толи ещё что-то, в общем, на наших офицерах они были как «седло на корове».
Вот, в очередной раз, рота построена на плацу и капитан Орехов В. Ф. с самодовольным лицом и уже в новой, только недавно сшитой большой фуражке, что-то внушает своим солдатам. Вдруг — сильный порыв ветра (для климата Заполярья обычное явление) срывает с Орехова В. Ф. его фуражку. Она большая, новая и далеко катится как круглое колесо по плацу. Солдаты роты стоят в строю и нет желающих бежать за фуражкой капитана. Медленно капитан Орехов пошел за своей фуражкой и, надев её себе на голову, он показался нам еще комичнее.
Через некоторое время капитан Орехов стал приезжать на службу на своем личном, недавно им купленным, легковом автомобиле «Москвич ИЖ-комби» бежевого цвета. По манере управления автомобилем было видно, что Орехов права получил видимо недавно: он с явными ошибками и неуверенно управлял, разворачивая на плацу свой автомобиль.
После службы, в 18:00, он стал на своем автомобиле подвозить штабных женщин в поселок Видяево, где и сам жил. Для каждого автомобиля нужен гараж. Капитан Орехов стал его строить в посёлке Видяево с помощью своих же солдат. Это было тогда в порядке вещей.
Так как мы служили на суровом Баренцевом море, где капитан (морской или сухопутный) должен был иметь вид настоящего капитана — морского волка, пропахшего табаком, вскоре у капитана Орехова появилась и трубка. Но вот незадача, хорошего трубочного табака здесь не купишь.
Однажды меня вызвали в комнату-канцелярию 3-й роты. Капитан Орехов, зная, что я из Москвы, попросил меня купить ему 2-3 коробки капитанского табака «Золотое руно». Вернее, чтобы я написал письмо домой, а там купили и прислали мне бандероль с табаком. Я ответил ему, что видел в московских табачных палатках табак «Золотое руно», и в ближайшем письме домой попрошу свою маму купить и выслать мне его.
И ещё тут же, как будто, «чёрт меня дернул», я выпалил капитану Орехову В. Ф.: «Мне нужны солдатские значки!». Он, удивленно поднял брови, спросил: «Какие тебе нужны?». Я, конкретно и сам не знал и сказал ему: «Каждой твари — по паре». Он с радостью сказал «Хорошо!» и на этом наш торг с капитаном был окончен.
Через две недели мне приходит квитанция на заказную бандероль из дома. Капитан Орехов, сияя, выписывает мне увольнительную записку в поселок Видяево, чтобы я мог там на морской почте получить свою заказную бандероль. Давая мне подписанную увольнительную записку, капитан Орехов В. Ф. сказал: «Да, Николай, зайди в каптерку к «Тадику» и возьми шинель, в «спецпошиве» не ходи, могут остановить. На дорогах лютует капитан Томашевский».
И еще, подумав пару секунд, говорит мне: «Нет, лучше возьми там сержантскую шинель и не забудь, если тебе по дороге навстречу попадется полукрытая грузовая автомашина с офицером в кабине — это начальник гарнизонной гауптвахты капитан Томашевский! Иди спокойно и уверенно и не забудь воинское приветствие — козырни!».
И вот я, довольный «молодой сержант», самостоятельно следую по зимней дороге в поселок. Пройдя по дороге метров 100 за РБУ, мне навстречу «знакомая» полукрытая бортовая грузовая автомашина и в кабине её сидят: солдат-шофёр и офицер в шинели. Поравнявшись, молодой «сержант» приложил лихо ладонь правой руки к головному убору — выдал воинское приветствие и тут же заметил, что, сидя в кабине автомобиля, офицер тоже «приложился».
Получив свою заказную бандероль и успешно прибыв в роту, я отдал капитану Орехову В.Ф. две коробки табака «Золотое руно». Орехов В.Ф. рассчитался за табак по номиналу и дал мне, как мы с ним и договаривались, несколько военных значков высоких степеней (воин-спортсмен 1-й степени, классность 2-й степени и другие) — наша маленькая честная сделка состоялась.
На следующий день капитан Орехов блистал в штабе: в заказной высокой фуражке, в белой замшевой на меху монгольской шубе и — самое главное — с трубкой, с настоящим капитанским табаком. Запах его табака «Золотое руно» все просто ловили с открытыми ртами, ведь это вам не дешёвая «Прима» или «Беломор».
Очередным увлечением капитана Орехова было фотографирование. Вообще, в нашей части личное фотографирование солдат на фоне зданий части, кораблей, залива и объектов в нём было строжайше запрещено. Проводились периодически «шмоны» по тумбочкам и другим солдатским местам хранения, изымались почти все фотографии.
Исключение составляли только фотографирование солдат в штабе, у дежурного, чтобы послать фотографию домой. И вот, на один из утренних «подъёмов» в 3-ю роту пришёл капитан Орехов с хорошим фотоаппаратом со вспышкою. Как всегда, в 06:00. солдат-дневальный у тумбочки, включает слева от него, три электрических выключателя. В спальном помещении загораются три ряда висячих шаров-светильников и дневальный громким голосом подает несколько раз голосом команду; «Рота подъем!».
Капитан Орехов в этот момент начинает фотографировать, как его бравые солдаты быстро вскакивают со своих коек и быстро одеваются. Он щелкает фотоаппаратом раз за разом. Ему надо успеть, ведь солдаты быстро исполняют команду! Через несколько дней капитан Орехов принес свои высокохудожественные фотографии в роту. Дверь в канцелярию роты была открыта, и я невольно услышал, как офицеры громко обсуждали фотографии. Фотографии нашего утреннего «подъема» оказались пикантными, с интимными подробностями! Фотоаппарат капитана Орехова запечатлел вскакивающих с коек солдат в кальсонах, из которых торчали и высовывались половые члены — «солдатские достоинства».
Вот поэтому в этот день так громко офицеры в канцелярии и обсуждали фотографии, сделанные капитаном Ореховым. Больше он с фотоаппаратом в 3-ю роту ни разу не приходил, видимо, в очередной раз переключившись на новое увлечение.
Сапоги, каблуки и подковки
Нам, солдатам, выдавали кирзовые сапоги на 8 месяцев, но реально их хватало лишь на 4-5 месяцев, они рвались и протирались. Солдат в одних сапогах, как на работе, так и в части.
В июле 1977 года солдатам нашей роты не по сроку выдали новые сапоги, но все они оказались большего размера: 43, 44 и 45. Молодые солдаты, чтобы нога не болталась, наматывали по две портянки. Солдаты-старослужащие, получив сапоги, сказали: «два размера — ерунда, мы их просто «ушьём».
Поначалу мы подумали, что они просто хвастаются и где нибудь в других ротах обменяют их на нужный им размер, но вскоре мы увидели их «ушитые» модные сапоги. Сапоги их и вправду были модные: носки сапог сверкали строгой прямой формой «кирпичик», а высокие набитые каблуки были обточены с сужением к низу и с толстыми металлическими подковками. Подковки были самодельные точёные и прикручены к каблукам с зазором в один миллиметр, специально, чтобы при ходьбе они гремели и цокали.
Впоследствии, я видел это чудесное превращение — «ушивание» солдатских сапог 44 размера в 42 размер в котельной РБУ (растворо-бетонного узла). Вот эта краткая нехитрая технология. Покупалось в солдатском магазине 4 маленькие банки сапожной ваксы (для чистки сапог) и сапоги обильным слоем, примерно в два миллиметра ею покрывались. Вернее, покрывалась в основном та часть сапог, которая требовалась «ушивки», например, основной ботинок сапога. В топочной печки котельной нагревали докрасна широкий плоский слесарный напильник. Далее, прикладывали, уже нагретый напильник сначала к носку сапога, оставляя подметку снизу.
Носок сапога от приложенного нагретого напильника садился — сжимался вовнутрь назад, оставляя снизу выступающую подмётку, которая в дальнейшем отрезалась ножом и обтачивалась заподлицо с носком сапога. Снизу подмётка сапога по периметру прошита мелкими гвоздиками, но они находятся от края подметки на 3 сантиметра, что позволяло отрезать пару сантиметров и тем самым уменьшить размер сапога.
Прикладывая, таким образом, нагретый плоский широкий напильник к бокам носка сапога, придавалась ему нужная форма: «кирпичика» или заостренную. Далее на каблуки сапог набивались из толстой резины высокие каблуки, обтачивались на заточном станке (наждачном круге) и крепились подковки.
На следующий день, капитан Орехов лично проводил утреннюю поверку личного состава. Зачитывая фамилии солдат по списку, он то поднимал голову, то опускал и, очередной раз, опустив её, увидел у ближайшего, стоявшего около него солдата эти модные сапоги. Прекратив поверку-перекличку, капитан Орехов стал с усмешкой обходить строй солдат и внимательно смотрел на солдатские сапоги. Насчитав более полутора десятков модных сапог, сказал при этом своё «Ёлки-палки, я устрою вам всем марш-бросок и вы сами поотрываете свои каблуки!»
Тут, как назло нам, на разводе батальона командир части выказал свое недовольство. При заезда на горку к КПП части его легковая открытая автомашина остановилась перед воротами и подполковник Капустин Н. Ф. тут же уловил стойкий и сильный запах солдатской мочи.
Когда по утрам все четыре роты выбегали на утреннюю зарядку-пробежку, то естественно они далеко не бегали и делали «вынужденную остановку» — оправиться перед горкой у КПП. Капитан Орехов В. Ф. приказал своей 3-й роте на утренней пробежке бегать дальше по дороге в сторону Видяева: «Гоните их подальше, от части, до самого РБУ!»
Мы стали бегать дальше: равномерно и не быстро бежал строй солдат 3-й роты с голым торсом, цокая подковками по бетонной дороге. На этих утренних пробежках я часто наблюдал, как в это же время бегают моряки из бригады сторожевых кораблей. Вернее сказать, как раз моряки — матросы вообще не бегали, они в основном играли на своем поле в футбол.
Зато, как красиво было наблюдать, как по одному, по два в спортивных костюмах бегали их командиры (офицеры и мичманы). По дорожкам слева внизу залива, от складов ГСМ вдруг выбегает один пузатый спортсмен, высоко поднимая ноги, за ним в 20 метрах бегут уже два тоже пузатые спортсмена и так далее. Было видно, что они не сдавали нормативы по бегу или просто засиделись на своих боевых частях, и бегали для себя, для здоровья.
Вскоре моду на модные сапоги подхватили и другие роты нашей части: цоканье подковок раздавалось уже везде, и на плацу, и в казармах и в штабе.
Моя новая работа
«Ступай, не мешкай средь богов»
Шекспир.
При выписке из госпиталя военврач-подполковник дал мне записку, в которой я прочитал, что военный строитель ефрейтор «С». «Освобождается от работы и нарядов на трое суток». Я, конечно, был благодарен военврачу за моё лечение, но, посмотрев на свои обожжённые и скрученные от рубцов кисти рук, которые я ещё не мог разжимать, негромко спросил у военврача-подполковника: «Скажите, как с такими руками через три дня я буду работать в общестроительной бригаде»?
Ответ военврача мне показался злым и обидным: «Ничего, разработаешь свои кисти рук на лопате». В этот миг мне хотелось сказать ему в ответ, что-то грубое и нецензурное, но связки рта у меня тоже были в рубцах и обожжены. Я молча повернулся и ушёл из его кабинета.
Простившись с товарищами по палате и медицинскими сёстрами, которые вышли меня проводить, я спустился по лестнице на первый этаж, где меня ожидал прибывший за мной на автомашине старшина прапорщик Северин.
После двух месяцев лечения в Видяевском гарнизонном госпитале, в мае 1978 года я опять прибыл в свою 3-ю роту. По излечению отпуска мне не дали и на работу и наряды тоже не привлекали. Я болтался без дела, оставался при роте. Один раз я сказал майору, начальнику штаба, чтобы мне записали в военный билет ранение-поражение.
Майор стал сразу резко говорить со мной на повышенных тонах: «Ты что, не хочешь Родине служить?» Далее, через два дня со мной в штабе беседовал уже прапорщик в чёрной морской форме с красным кантом — «особист». Я оставался по прежнему при роте.
Небольшие деньги на моём личном солдатском счету стали заметно быстро таять. Военно-строительный отряд находится на хозрасчёте и из небольшой зарплаты солдата ежемесячно вычитали: за питание (бОльшую часть), за обмундирование, прачечную, кино и так далее.
Капитан Орехов сидел в своей комнате-канцелярии 3-й роты и я к нему решил обратиться по поводу моей дальнейшей службы-работы. «Товарищ капитан, дайте мне наконец нормальную одиночную работу, я за год уже почти на всех объектах работал!»
Немного подумав, капитан сказал: «Да, пора. Вот есть место на питьевой насосной станции, там нерадивый солдат, пьяница и его надо снимать». Я знал, что будка насосной станции питьевой воды находится на вершине сопки и из пресноводного озера насосы качают воду на бытовые нужды в нашу часть. Там работают посменно всего три солдата, по одному. Это была по тем временам просто отличная одиночная робота.
Солдат-«одиночников» в роте было почти не видно — всегда в сменах на работе. Орехов сказал: «Всё, иди, я ещё подумаю». На следующий день меня в канцелярию вызвал капитан Орехов. «Знаешь, Николай, а наша насосная станция питьевой воды в эту ночь сгорела. Вот так! Солдат там, понимаешь ли, в печку-буржуйку много угля накидал. Бытовка сгорела, остались на сопке одни только насосы. Да, солдат, правда, ёлки-палки, успел выскочить!»
Мне подыскали другую работу: дежурного на маленьком телефонном коммутаторе РБУ и ответственного за приёмку грузов. Телефонист коммутатора «Капля» и отметчик — считать и вести учёт грузовиков с грузами цемента, песка и щебня, завозимого на РБУ.
Коммутатор был расположен в левом углу прорабской РБУ. В прорабской — барачного типа помещении, кроме телефонного коммутатора размещались: небольшие комнаты гражданских сменных мастеров, нормировщицы, справа большая комната лаборатории – «кубовая бетона», и другие помещения РБУ. В соседней морской бригаде СКР был в то время штекерный коммутатор (позывной «Рекламация»).
Так я в очередной раз возвратился на работу на РБУ, правда, на более лёгкую и спокойную. Нас там работало трое: по одному в смену — рядовой Воронин, маленького роста из 4-й роты из города Баку, молодой солдат и я.
Наступало последнее лето моей службы. Как обычно, в это время в канцелярии 3-й роты были заготовлены списки — подписки на всех солдат. «В сопки — не ходить» — распишись, «Грибы и ягоды — не собирать» — распишись, «В озёрах и заливе — не купаться» — распишись!
Мы конечно, в сопки ходили, грибы и ягоды собирали, но кто был поумней — не купался, так как летом на Севере вода в озёрах и заливах прогревалась только на один метр.
Неповиновение
«А офицеры – это псы,
Они кричат – мы вам отцы,
В залив бы я такого папу бросил!»
Шуточное, из солдатского фольклора.
«На чьей вы, горожане, стороне?»
Шекспир. «Король Генрих IV».
Отслужив в роте больше года, солдаты моего призыва стали «дедами» и уже окончательно взяли власть в свои руки.
С рядовыми «дедами» В. Буровым и И. Щеколдиным у капитана Орехова произошёл конфликт, и он в порыве разговора бросил в сторону их прохода между рядами коек табуретку. «Деды» это запомнили и начали капитану мстить.
В очередной раз из-за порывов ветра в казарме как-то погас свет. В спальном помещении темно и слышались только голоса солдат. В темноте из комнаты-канцелярии вышел капитан Орехов. Пройдя впотьмах в спальное помещение, он начал что-то говорить, отдавая голосом команды. Вдруг на звук его голоса в темноте полетели, сталкиваясь с собою несколько солдатских прикроватных табуреток. Они достигли своей цели!
На следующий день капитан Орехов в канцелярии рассказывал своим офицерам, что во время отключения света в казарме ему, почему то попала табуретка в голову. После короткого совещания с офицерами капитан Орехов приказал: «Сбить табуретки вместе по три, гвоздями и деревянными брусками снизу». Приказ его был выполнен, но во время очередного пропадания электричества, в темноте казармы 3-й роты, в «центряк» и вдоль проходов между рядами двухярусных коек летели уже секции из сбитых по три табуреток.
В один из дней капитан Орехов В. Ф. заступает дежурным по части (офицер с красной нарукавной повязкой) и дежурному по своей 3-й роте он пригрозил, что утром лично придёт в 06:00 на «подъём»! Узнав об этом, наши «деды» Буров, Щеколдин и компания вдруг поднимают ночью криками, матом и пинками всех спящих с коек: «Слушайте все! Утром на «подъёме» никто не встаёт! Всем понятно? Иначе…» и далее угрозы матом.
Утром, в 05:55. дежурный по части капитан Орехов приходит в свою 3-ю роту, ему докладывает дежурный по роте и уже они оба смотрят на часы, ожидая 06:00. Вот скоро время вышло и дневальный роты, стоя у своего поста-тумбочки, включает резко рядом с собою на стене три электрических выключателя. В спальном помещении казармы загораются три ряда электрических светильников, висячих шаров-плафонов, и дневальный громким голосом подает так же резко команду: «Рота, подъем!»
На привычную команду вдруг никто не встаёт. Капитан Орехов проходит в спальное помещение в центр и приказывает дневальному ещё и ещё раз повторить команду. Все солдаты лежат на своих койках, с головой укрытые одеялами. Говоря: «Ёлки-палки, что ж они не слышат», капитан Орехов подходит к ближайшему ряду коек и рукой резко стаскивает одеяло со «спящего» солдата верхней койки — «Солдат, подъём!»
И так он подходит ко второму, третьему и так далее. Первый поднятый капитаном Ореховым солдат медленно встаёт и не одеваясь, одев тапочки, идёт в туалет, остальные «поднятые» солдаты следую его примеру. Таким же обратным порядком солдаты возвращаются из туалета и снова вдруг ложатся на свои койки и закрываются с головою одеялами, а Орехов всё продолжает поднимать «вручную» солдат. Затем капитан Орехов останавливается и, повернувшись, назад видит эту картину — цепочки возвращающихся из туалета солдат, опять ложащихся на свои койки.
Несколько секунд тихого бешенства и дежурный по части командир 3-й роты капитан Орехов быстро покидает свою 3-ю роту, что-то бормоча себе под нос, уходит быстрым шагом в штаб. Налицо было явное неповиновение!
После ухода капитана Орехова солдаты сами стали спокойно вставать, оделись, умылись, молодые солдаты сделали приборку в казарме, дежурный по роте ушёл в столовую на заготовку. После солдаты спокойно вышли из роты, построились и никем не командуемые, правильным строем пошли на завтрак в столовую.
После этого инцидента командира 3-й роты капитана Орехова В. Ф. временно перевели в поселок Видяево. В нашей роте остались два офицера: замполит старший лейтенант Бахарев П. П. и заместитель командира роты лейтенант Мулин В. В. (Володька, 22-х лет).
На предложение в штабе принять командование 3-й ротой, стать её командиром, лейтенант Мулин категорически отказался: «Если я приму роту, то отсюда я ещё долго не выберусь! Лейтенантом я быстрее переведусь отсюда!»
Через пару месяцев капитан Орехов В. Ф. снова стал эпизодически появляться в 3-й роте, но уже не как командир.
* * *
Примечания:
- Описанные в рассказе события происходили во время службы автора в в/ч 11767 «В» (осенний призыв 1976 — 1978 годы) в 3-й роте. Все упомянутые фамилии — настоящие и не изменены.
- Автор примет с пониманием замечания, дополнения и рекламации по адресу электронной почты nickol.semenow2014@yandex.ru