Флагманский штурман 130 бригады противолодочных кораблей, встретивший меня ироничным прищуром, обидной присказкой про выпускников бакинского училища, ничему не учивший и всему научивший.
Это был какой-то фейерверк идей, юмора и обаятельности – с этим первым впечатлением я прослужил с ним 13 лет до дня его трагической гибели. Мне пришлось проводить его до могилы в Гатчине и бросить ком мёрзлой земли на гроб.
А начало было совсем другим – взаимопонимание между нами возникло сразу. Он безо всяких заминок (почти) допустил меня к самостоятельному исполнению штурманских обязанностей, хотя на первых выходах в море довольно обидно жучил за всякие штурманские премудрости и навыки, которых у меня явно не было: «Даже выпускники ВМУ ПэПэ (именно так!) это знают, Паша, даже ВМУ ПэПэ!» Что тут возразишь – я старался и хватал на лету любой его намёк.
Интересно было наблюдать за ним в штабе – он, конечно, подавлял всех флагманских специалистов своей образованностью, шармом каким-то, неким аристократизмом даже – балтиец, служивший в Лиепае на эсминце, принесший на Севера аромат кофе и ликёра из тамошних кофеен под липами…
Но весёлый нрав, готовность прийти на помощь специалисту оружия в визуализации понятия «экспресс-анализ стрельбы размером 30 на 40» или подменить на дежурстве, делали его всеобщим любимцем – и не только в штабе.
Он был, конечно, высочайший профи, и не только в штурманском деле, но в вопросах применения оружия, противолодочных задач, боевой готовности. Идеи вариантов действий сил – будь то закрытие района, обеспечение ЗРБД или несение брандвахты на Кильдине Могильном,- вылетали из его головы, тут же визуализировались на карте, подкреплялись расчётами (иногда, на мой взгляд, квазинаучными, и он тут же давал мне задание «добавить науки»).
Комбриг (Бирюков) явно прислушивался к нему, в том числе в кадровых вопросах — за 5 минут в ПД-4, где доковался СКР-16, моя судьба была решена в диалоге:
— А штурман здесь вроде бы не дурак, аккуратист (разглядывая рабочие таблицы штурмана)
— Да, товарищ комбриг, нельзя его на Каспий отдавать.
— Готовьте предложения, Александр Викторович…
Мой обратный перевод в Ара-губу из Гремихи состоялся через 1,5 года – Иванов встретил меня на Ленкоме широкой улыбкой и объятиями. В моём бессмысленном противостоянии с Кислицыным он был на моей стороне, частенько доводя защиту моей персоны в каюте командира до повышенных тонов.
Но уже начал подтачивать его червячок, превратившийся с годами в дракона: пьянство. Одной из причин этого порока была скука – он изжил себя на должности флагштурмана, рутина сдачи задач, корректура карт и поверка хронометров, ПЛЗ и прочие мероприятия БП вызывали в нём раздражение. Ему стало тесно в Ара-губе.
Прежний Иванов появлялся лишь во время развития нестандартных ситуаций, например, в походах 1135-х в Архангельск – речка Маймакса, ширина которой в некоторых местах позволяла, по его словам, «заглянуть за пазуху пейзанке, полоскавшей бельё», была вызовом его штурманской сути. До сих пор вспоминаю нашу парную с ним работу как вершину штурманского профессионализма – расчёты на картах, тренировки, а потом движение по створам с перекличкой по Каштану: «Паша, пора, не тяни, командуй поворот… — Ещё 5 секунд, Викторыч, 5 секунд…» И внимательно слушавший наш диалог командир, умудрявшийся дать команду на руль чуть раньше, чем получит от нас рекомендации. «Хоть градус, но свой,» — так прокомментировал Иванов эту кислицынскую манеру. Несмотря на усталость от почти четырёхчасовой узкости, я испытывал от совместной работы с ним колоссальное профессиональное удовольствие.
Я сменил его в качестве флагштурмана бригады, получив в наследство штурманский кабинет, прекрасного чертёжника мичмана Котенко и несомненную обязанность соответствовать тому авторитету, который он завоевал на бригаде для этой должности.
Став ЗНШ по БП 2 дивизии Иванов существенно изменил и стиль работы штаба дивизии, и методику работы специалистов по выработке предложений в решение комдива, добавив смелую инициативу и нестандартное мышление, подкреплённые хорошим знанием и большим опытом. Очень скоро проявилась и его явная незаменимость в вопросах боевой подготовки и боевой готовности – он постоянно пропадал в штабе флота: то у операторов, то у БП-шников.
Именно в этой работе развернулась очень характерная часть его натуры – умение налаживать взаимодействие с людьми, а через них и с силами. Так, ему ничего не стоило добавить в сверстанный и утверждённый план флота какой-нибудь пролет Ил-38 поблизости, найти буксиры для швартовки, договориться насчет плавкрана или единички для совместной работы во время смены полигонов…
Он умел и любил говорить людям приятные для них вещи, никогда не опускаясь до разборок, предпочитая забыть и простить. Некоторые коллеги считали его приспособленцем, но мне это его качество было близко и понятно – я и сам такой.
Флагштурманом на бригаде я пробыл почти 6 лет – всё не находилось мне места, а в ВМА я идти не хотел. Именно Иванов перетащил меня в штаб дивизии в свои заместители по всем вопросам, именно моё появление в штабе очень серьёзно повлияло на его образ жизни – он запил. Вспоминаю об этом с болью в душе. Столько сил я потратил в попытках повлиять на него, сколько разговоров с Ольгой, уговоров…
Трагическая гибель его во время возвращения с рыбалки сильнейшим образом повлияла на меня – я винил себя, так как перед выходом РК в море взял с него клятвенное обещание поехать кодироваться, а ему этого очень не хотелось. Я уже договорился с врачом в Мурманске, мы должны были вместе поехать на приём.
Для памяти.
* * *
Вспоминает Виктор Белько: «Я знаком был с ним шапочно, может быть два-три беглых разговора о том, о сём… Но впечатления были светлые — уж верьте — или нет. Замечания по делу, пару идей на бегу. Сферы деятельности были разные у нас, лишь пересекающиеся по краешку. И вот точно Павел подметил — совершенно без зла, лишь точная ирония… Мир его праху!»
Вспоминает Владимир Гуляев: «Как сейчас помню это его эстетское протяжно-гортанное «Шампааанкское!!!». Времена нашей молодости — времена работы до седьмого пота, крепкой дружбы и широких застолий. Саша Иванов находился, как и все мы, в водовороте бурной жизни дружного коллектива штаба 130 бригады, однако, как и положено представителю белой касты флота, штурманов, он, под влиянием достойнейших и умнейших руководителей бригады: комбрига Бирюкова В. В., начальника штаба Соколова А. Л., флагманского механика Гашинского В. И. вырос в настоящего профессионала штабной работы. Ему бы пойти дальше, расширить поле своей деятельности, может быть даже увлечься наукой, склад его ума позволял это делать, всё могло бы сложиться не так трагично. Но вышло так. Я часто и с особой теплотой вспоминаю годы службы в Ара-Губе и прекрасные дружеские отношения с Саней Ивановым, замечательный был человек, светлая ему память!»
Вспоминает Алексей Гришин: «Удивительное это место… Ара-Губа… С теплотой вспоминаю всё, что связанно с этим местом службы. Как диафильмы в голове всплывают кадры: штууман!!! Где пйипы?! (это ворвался к нам со штурманом в каюту флаг-штурман Аванесов не выговаривающий букву Р), вечная улыбка командира под его усами (Шафрай В. Г.) и не дай боже она пропадёт, снег в ложбинке на сопке за подводниками, который таял за неделю до выпадания первого снега…»
Вспоминает Владимир Зудин: «Незадолго до его трагической гибели мы с ним общались на тему дальнейшей службы, он агитировал меня податься в пограничники. На то время БП была никакой и штабы соединений больше работали на корзину. Сила инерции на флоте всегда была велика. В море ходить нет возможности, но составлять планы, переносить их на кипу карт и схем… Всё это продолжалось и Саша тосковал. Он не должен был идти старшим на катере. Чаще ходили командиры кораблей, реже старпомы, имевшие допуск и отпущенные командирами расслабиться на несколько часов. И мне предлагали в тот раз, но я ходил старшим за неделю до этого, хотя мог, но отказался! До сих пор камешек на душе… Ведь могло бы этого и не случиться. Говорить, какой он был человек, можно долго, но вспомните его улыбку и всё, сплошное обояние и душевная близость. Саша, мы тебя помним и любим, и это дорогого стоит!»